Социологи: Россию ждет судьба Венесуэлы

Страну ждет изоляция и экономические потрясения.

Два основных сценария для российского общества подготовили эксперты во главе с президентом партнерства «Новый экономический рост» (НЭР) Михаилом Дмитриевым на основании глубинного изучения социальных установок россиян. Эта методика позволила группе Дмитриева сделать ряд неожиданных, но сбывшихся прогнозов — например, в марте 2011 г. предсказать политические протесты. Об основных выводах доклада, который будет представлен на следующей неделе, Дмитриев рассказал на семинаре в Высшей школе экономики.

Урегулирование конфликта с Украиной поможет восстановить экономический рост, и экономическое благополучие россиян постепенно вернется к историческому пику 2012-2013 гг. Установка на выживание перестанет доминировать и снова встанет вопрос развилки, но отрицательный опыт экономического кризиса, последовавшего за внешней экспансией, позволит избежать повторения пройденного, описывает Дмитриев «некий радужный сценарий эволюции общественных настроений».

Однако углубляющиеся в массовом сознании установки на самоизоляцию делают более вероятным второй сценарий, особенно если международный конфликт продолжится, выявили эксперты НЭР: Россия попадает в замкнутый круг. Внешнеполитический конфликт усиливает ориентацию общества на изоляцию от внешнего мира, она ведет к ограничению импорта технологий, компетенций, использования потенциала внешних рынков для развития несырьевых производств, блокируя конкурентоспособность экономики, которая продолжит стагнировать. Без экономического роста не будет расти потребление, что вызовет социальную дестабилизацию и курс на выживание и самоизоляцию вместо развития. Такой замкнутый круг самоухудшающихся событий может длиться десятилетия, говорит Дмитриев.

Это не прогнозы, а сценарии и не значит, что других вариантов нет, подчеркивает он, но данные последних опросов говорят о худшем выборе.

Сорвало с якорей

Российское общество долго было очень бедным и совсем недолго — довольно обеспеченным. Привычка выживать закрепила в массовом сознании традиционалистские ценности: акцент на текущем потреблении — это не развитие, а минимизация рисков, объясняет Дмитриев. Эти ценности создали и закрепили большое число неписаных норм, стереотипов и моделей поведения. Быстрый рост благосостояния сместил приоритеты: если до середины 2000-х в гипотетических «наказах президенту и правительству» россияне требовали роста зарплат, пенсий и снижения инфляции и тарифов ЖКХ, то затем возобладали образование, культура, здравоохранение. К 2013 г. ВВП на душу населения достиг исторического пика — 46% от США, разрыв со странами ОЭСР в считанные годы сократился вдвое, а по многим потребительским позициям даже в провинции превзошел уровень развитых стран. Например, количество автомобилей на 1000 населения в Екатеринбурге или Ростове-на-Дону больше, чем в Париже, Лондоне и Хельсинки.

Накопленный потребительский ресурс сместил приоритеты с текущего выживания на развитие, а традиционалистские ценности — на модернизационные. Но если старые нормы и модели поведения потеряли актуальность, то новые еще не закрепились в традициях, нормах поведения и институтах. «Это как если бы корабль, стоявший в гавани, порывом ветра сорвало с якорей», — сравнивает Дмитриев, результатом стал «целый калейдоскоп ценностей» и радикальных изменений массового мнения, что порождает конфликты, метания из модернизации к традиционализму — подобное происходит, например, и на Ближнем Востоке, где общества также достигли и уровня жизни, и возможностей, которые выталкивают их за пределы рамок традиционного поведения.

Неустойчивый спрос на модернизацию внезапно был удовлетворен территориально: присоединение Крыма и внешняя политика в целом заменила людям гражданскую и личную самореализацию. Патриотизм и возрождение гордости за исторические достижения и новый вес страны на мировой арене представляют собой ценности верхнего уровня по отношению к проблемам текущего потребления, объясняет Дмитриев. И в то же время «возрождение великой державы» — не модернизационная, а традиционалистская ценность.

Однако менее чем за год внешняя политика России в сознании россиян из предмета гордости превратилась в фактор страха и угрозы, выяснили эксперты НЭР. А девальвация стала столь же значимым событием, как присоединение Крыма, только с отрицательным эффектом (см. врез).

Ощущение опасности проявилось в появлении «внешнего врага» — менее чем за год доля негативно относящихся к США возросла с 20 до 82%. От врага надо защищаться — тут не до развития: страх толкает россиян обратно к оборонительной позиции, к минимизации рисков, тот же вектор у кризисных экономических настроений. «Все вернулось на круги своя — к началу 2000-х гг.», — заключает Дмитриев.

Долго эксплуатировать образ внешнего врага не получится. Пока его формирование способствовало переключению социальной агрессии изнутри (мигранты, чиновники) вовне. Однако усиление экономической нестабильности, вероятнее всего, приведет к разворачиванию агрессии вовнутрь, предупреждает Дмитриев.

Россию зациклило

Пока Россия повторяет путь последних шести лет, начавшийся в 2008 г. войной с Грузией и взлетом политических рейтингов. Затем последовали кризис, волна протестов, падение рейтингов. С восстановлением экономического роста протесты утихли, а рейтинги стабилизировались, пока не начался конфликт с Украиной и взлет политических рейтингов, а затем снова кризис.

Экономические настроения населения ухудшаются: индекс потребительской уверенности Росстата в IV квартале рухнул более чем вдвое — до пятилетнего минимума. В прошлый кризис это дало всплеск протестов с лагом примерно в год: в 2010 г. МВД зарегистрировало около 34 000 протестов с экономическими требованиями — это 75% всех протестов за 2009-2011 гг. Скорее всего, с учетом высокой склонности населения к протестам «в стиле 1990-х» — с требованиями улучшить уровень жизни и методами типа перекрытия трасс — ситуация повторится, ожидает Дмитриев, напоминая, что не было случаев, чтобы при ухудшении экономики не падали политические рейтинги.

В кризис 2009 г. доходы населения не падали, а даже росли; теперь их спад уже начался и будет расширяться. На первый план для населения снова выходят вопросы выживания, как в 1990-х — начале 2000-х гг., а не ценности более высокого порядка, питавшие политические протесты 2011-2012 гг.: люди будут требовать зарплат и занятости, а не гражданских свобод. Вероятность политических протестов Дмитриев считает минимальной еще и потому, что под влиянием событий на Украине население резко ухудшило отношение к прошлым митингам: в сознании россиян майдан оказался прочно связан с последовавшей войной.

Попытка консервации системы ценностей на «домодернизированном» уровне — изоляция, минимизация рисков и угроз — блокирует развитие и не обеспечит экономического роста: это сценарий Венесуэлы. Отсутствие роста рано или поздно приведет к серьезнейшему напряжению в обществе и утрате политического контроля — это пример Ирана, где неудовлетворенность текущими темпами развития экономики завершилась демократическими выборами и коррекцией политического и экономического курса, сравнивает Дмитриев.